Новая искренность

наметившееся послепостмодернизма обращение к общегуманистической, экзистенциальной проблематике, зачастую в реалистическом антураже. Одно из первых определений дано Дмитрием Александровичем Приговым в «Предуведомлении к текстам "Новая искренность"» (1984): «В пределах утвердившейся современной тотальной конвенциональности языков искусство обращения преимущественно к традиционно сложившемуся лирико-исповедальному дискурсу и может быть названо "новой искренностью"» (цит. по: Словарь терминов московской концептуальной школы. М., 1999).

Тотальная конвенциональность, взаимопроникновение языков, языковые игры — суть свойства постмодернизма, одним из активнейших проводников которого в СССР-России был Пригов. Таким образом, «лирико-исповедальный» дискурс — один из многих иных, нечто вроде фишки в безостановочной, антииерархической постмодернистской игре, ничем не лучше и не хуже других дискурсов — искусствоведческого, тоталитарного, матерного, журналистского и т. п. Н. И. появляется, когда ситуация постмодерна кажется исчерпанной, — неотчужденная действительность превозмогает игру цитатами и стилями. На рубеже столетий художники вновь сталкиваются с проблематикой человека и его места в мире: игра ушла, игроки остались.

Расцвет такого рода антропоцентризма наиболее заметен в кинематографе. «Смерть кино» — абсолютно, кстати, постмодернистская формула — уже к концу 1990-х годов, стараниями Ларса фон Триера, Аки Каурисмяки, Педро Альмадовара (бывших постмодернистов), Ульриха фон Зайделя была избыта. Изобразительное искусство откликнулось, в свою очередь, возвращением живописи, по большей части предметной, что засвидетельствовала 50-я Венецианская биеннале 2003 года. Аналогичный процесс в театре привел к новому всплеску социальной драматургии (так называемая «новая драма » в Великобритании, театр вербатим в России). В литературе возобладали концепции «новой автобиографии», жизнеописания маргиналов, людей с запутанной и изломанной жизнью (больше на Западе) или же сюжеты, построенные на материале недавнего советского прошлого (в России). В последнем случае советская действительность используется, скорее, как исторический фон, лишаясь роковой силы, как это было в текстах диссидентской или другой прозы. Проблемы героев — вне конкретики той или иной эпохи, как, к примеру, в наиболее заметных русских романах последних лет «нрзб» Сергея Гандлевского или «Ложится мгла на старые ступени» Александра Чудакова. В связи с этим можно, с некоторыми оговорками, констатировать возрождение конфликтов и сюжетики экзистенциализма. Кинематограф уже прошел этот путь: исповедальность, проблемы выбора, обретения свободы присущи произведениям наиболее талантливых режиссеров.

Одним из следствий Н. И. может быть, в том числе, актуализация и вовсе традиционалистских тем, в первую очередь эстетических, а вслед за ними и политических — силами «новых искренних» пассионариев.

Д. Десятерик

СМ.: Артхаус, Вербатим, Другая Проза, Южнорусская Волна.